Восход над Шалмари - Страница 49

– Ничего-ничего, – ответила Алита помертвевшим голосом, – спасибо вам. До свидания, – и бросила трубку.

Дрожа всем телом от какого-то внутреннего холода, застегнула пальто и, промахиваясь мимо клавиш, набрала Ольгин телефон. Ольга откликнулась после первого гудка.

– Она в реанимации, в восьмой больнице, – сказала Алита, выходя из дома.

– Сейчас буду, – отозвалась Ольга и повесила трубку.

К маме Алиту не пустили, Ольгу тоже не пустили, но она не унывала, быстро куда-то позвонила, куда-то пропала, пару раз мелькнула в коридоре, за кем-то спешащая и разговаривающая на ходу. Минут через пятнадцать вышла в коридор, села возле Алиты. Полезла в сумочку:

– Давай выйдем. Курить хочется.

Алита молча встала, пошла к холлу. Ольга шла следом, распечатывая пачку «Данхилла».

Вышли на улицу, Ольга закурила, несколько раз нервно затянулась. Сглотнула.

– Не буду говорить окольностями, состояние тяжелое, прогноз неблагоприятный.

Что-то отчетливо екнуло в груди Алиты, и мир наполнился странным стеклянным звоном, сквозь который с трудом пробивались обернутые ватой слова Ольги:

– Но бригада хорошая, я их знаю, сделают все, что возможно. Если это в человеческих силах, ее вытащат… – Затянулась, произнесла с сомнением: – Тут другое странно. Характер повреждений. Она на улице лежала с час, обморозилась местами, но это ерунда, даже третьей степени нигде нет… Тут другое – у нее еще и ожоги. Я сама не видела, но говорила с осматривавшим врачом – очень странные, говорит, ожоги. Количеством четыре, в области груди и живота, круглые, размером с пятирублевую монету, и – проникающие. То есть через все тело проходят. Такие ожоги от микроволновки бывают. Находятся сообразительные идиоты, отключают защиту, засовывают руку и включают – обычно просто из любопытства. Но когда рука, это понятно. А откуда такое на теле может образоваться – неясно. Правда, возможно, это – стигматы, по описаниям похоже, но полной уверенности у меня нет, я их никогда не видела… – Ольга несколько раз глубоко затянулась. – И еще: непонятно, как она вообще до сегодняшнего дня дожила. У нее порок сердца – паралич митрального клапана, причем, судя по всему, врожденный. Без кардиостимулятора с таким пороком люди доживают лет до пятнадцати-двадцати, не больше. А кардиостимулятора у нее-то нет и не было, вот в чем загадка.

Алита просидела в реанимации до самого вечера, пока, наконец, в коридоре не появился выискивающий кого-то взглядом врач. Алита поднялась, готовая ко всему, но увидела его улыбку и облегченно вздохнула. С такой улыбкой плохих новостей не приносят.

– Вы Свиридова?

Алита кивнула.

– Не скрою, состояние тяжелое, но стабильное. Угрозы жизни нет. – Врач ободряюще улыбнулся. – Я полагаю, мы можем надеяться на скорое улучшение. Если хотите, я могу открыть вам ординаторскую, ляжете там, но я рекомендую вам оставить свой номер телефона и идти домой – я вполне уверен, что за ночь ничего не случится. Так как?

Алита мягко улыбнулась и покачала головой:

– Спасибо вам громадное. Я пойду домой.

Алита пошла домой пешком, хотя идти было порядочно – хотелось развеяться, тем более что погода стояла теплая и безветренная. Алита шла по темным улицам, чувствуя, как отпускает напряжение, и к дому пришла, почти совсем успокоившись. Поднялась на свой этаж, полезла в карман за ключами.

– Свиридова Алита Ивановна? – поинтересовался казенным голосом незаметно возникший за спиной мужчина.

Алита встревоженно обернулась и кивнула. Мужчина отработанным жестом достал из внутреннего кармана красную корочку:

– Милиция. Капитан Вахромеев. Вам придется пойти с нами. Для выяснения.

– Почему? – встревожилась Алита, вцепившись в обшлаг пальто. – Что случилось? Я… Я никуда не пойду!

– Оказание сопротивления работнику милиции, – скучным голосом отозвался капитан Вахромеев, – влечет наказание в виде лишения свободы на срок от одного года до трех лет или штраф от 30 до 80 МРОТ. – Вздохнул и добавил: – У меня предписание доставить вас в УВД. Там все узнаете у следователя. Я все равно вас туда… отведу. Давайте не будем доставлять друг другу неприятностей.

Алиса сжалась, собираясь дальше сопротивляться, соседей разбудить, звонить знакомым, требовать адвоката, наконец, но… глубоко вздохнула и сдалась – слишком она устала сегодня. А повоевать можно будет и позже.

– Ладно, – сказала она, – ваша взяла. Ведите уж, чего там. Наручники наденете или так поведете, под прицелом?

Капитан ничего не сказал. Проводил ее на улицу; предупредительно, как обходительный кавалер, держа ее под ручку. Подсадил в стоявший неподалеку милицейский «бобик». Залез сам с другой стороны и кивнул водителю:

– Поехали.

В УВД Алиту продержали на скамейке в коридоре под присмотром хмурого милиционера минут сорок, пока «ее» следователь где-то ходил. Наконец откуда-то появился невысокий плотный тип с неприятным скуластым лицом, не глядя на Алиту, открыл дверь и бросил ей:

– Проходите.

Алита зашла и села на единственный в комнате, не считая хозяйского офисного кресла, табурет. Следователь невнятно представился и стал бродить по комнате, время от времени задавая Алите какие-то вопросы. Алита отвечала, недоумевая. У нее сложилось впечатление, что следователь сам не знал, о чем ее спрашивать, и ответов на свои вопросы даже не слушал. Алита медленно закипала, но тут зазвонил телефон.

Следователь спикировал на него из противоположного конца комнаты, как коршун на цыпленка:

– УВД, следователь Сорокин. – Помолчал, слушая ответ. Скосил глаза на Алиту: – Да, давно уже, больше часа… нет, не знаю… нет, ничего не говорила… – Оторвался от трубки: – Мать вам что-либо рассказывала сегодня?